Четыре возраста Нулизы-сан [СИ] - Михаил Григорьевич Бобров

кипение горячей крови.

Лицом повелительница стаи оказывается точно к флагману тридцатой девятки; в тактической сети раздаются первые с начала мясорубки слова:

—.. И се ни щитом ни бронею… FIRE!!!

Легкий крейсер «Тенрю» разряжает все: шесть горловин торпедных аппаратов; четыре шестидюймовки, зенитный калибр, добавленные при модернизации короба с ракетами. Багровые трассы; оранжевые полотна огня, ощутимо горячий воздух — если бы не экзоскелеты, никому не выжить!

И со всех сторон в тело химе уходят бело-золотые иглы выстрелов с обвески канмусу — такие маленькие, такие жалкие перед крейсерским калибром!

Лицевые пластины шлемов заливает потоками взвеси, микрофоны отключаются: звук за болевым порогом. Восьмая крутится вслепую, сцарапывая с бронестекла грязь и тыча копьем под ноги: только там нет риска задеть своих. Очередной выдох крейсерского калибра сжигает всю органику — и взвесь тоже! Шлем очищается. Завершив поворот, Восьмая утыкается плечом точно в бок химе!

Гарпун давно забит в кого-то черного; Восьмая проворачивает копье под правой рукой, сшибая верхушку невысокой волны — и всей силой вгоняет копье в багрово-черный шов между сизо-фиолетовыми шестиугольниками чешуек.

Для химе это последняя капля — громадное тело теряет упругость, живость, оплывает вылитым тестом. Наверное, существо сейчас кричит — или погибает молча? Или…

Химе рушится в кашу из кусков собственной гвардии, ошметков демона — и уцелевшие канмусу тридцатого радостно визжат!

— Периметр! Периметр, овцы! — пытается переорать победительниц флагман. — Их вокруг еще как грязи! Шестой не вижу! Шестая!

Пока Восьмая крутилась вслепую, с залитым вражеской кровью шлемом, Шестую отбросило на полкабельтова в сторону, и теперь она отчаянно машет сломанным о кого-то трезубцем. Пятая и Седьмая бросаются к ней.

— Восьмая, оранжевый дым! Всем принять первый тюбик! Доклад!

— Вторая.

— Третья.

— Пятая.

— Восьмая. Дым пошел.

— Седьмая! Седьмая!

— Я чуть-чуть не успела! Тенрю! Чуть-чуть!

— Что с Шестой?

Отвечает Пятая:

— Шестая убита. Седьмая потеряла сознание.

— Вкалывай ей третий тюбик, живо. Восьмая, следи за небом, наводи Валькирию. Третья, к Пятой. Тело Шестой упаковать в пластик, Седьмую тащите сюда. Вторая, прикрывай чем хочешь!

В грязно-зеленом куполе взвеси разрастается белая паутина. Нити ее утолщаются, расширяются, превращаются в ленты — пока Восьмая, наконец, не догадывается, что это вовсе не паутина — а полосы чистого неба. Кровь глубинных, фонтанами хлеставшая над схваткой только что — оседает. И на радаре, где Восьмая пытается высмотреть Валькирию, заметно, как изменилось движение общей массы глубинных. Им теперь не до конвоя!

Кстати, отряду тоже: резались всего минут пятнадцать, но за это время конвой отдалился на десять миль. На восемнадцать с половиной километров, если кому интересно посчитать сухопутными мерками.

— Нагато — Тенрю.

— Нагато.

— Цель уничтожена. У нас минус три. Снимайте нас.

— Я видела. Молодцы. Буду должна. Беркана!

— Беркана. Оранжевый дым, эвакуация — принято.

Восьмая впервые видела Валькирию вблизи. Серебристое тело — не меньше той же Тенрю, когда она крейсер. Полное презрение к законам физики — впрочем, Восьмая дома видела похожее… Зря она вспомнила о доме. Вот здесь, вот сейчас — не стоило бы: в шлеме слезы не вытереть, глотать приходится.

Валькирия опустилась с ювелирной точностью, прямо на воду. В борту летучего корабля откинулась площадка-балкон. Выскочили сине-серые камуфляжники, сверкая чистыми лицевыми стеклами — уже со стропами, прихватками, прочим снаряжением спасателей. Бережно приняли тело Шестой. Втянули мало что соображающую Седьмую. За ней на погрузку пошли остальные. Взвесь исправно выдуло холодной воздушной завесой — Восьмую проморозило даже сквозь гидрокостюм. Или это ее затрясло от огорчения и страха? Дорого досталась Тенрю черная полоска; впрочем — та же Шестая бы обиделась. Она-то пошла на химе сама, и не стала бы упрекать флагмана… А Нагато и вовсе могла приказать. И приказала бы: у нее конвой. И груз конвоя. И это как раз Тенрю настаивала, чтобы перворазницы могли выбирать…

— Самая сучья часть нашей работы, — к шлему Восьмой внезапно прижался шлем Тенрю, которая даже после всего этого запрыгнула на борт сама, — считать, в каком варианте нас будет проклинать меньшее число людей. Потому что совсем без этого не получается.

И привычно рявкнула:

— Отряд!

— Вторая.

— Третья.

— Пятая.

— Седь… мая…

— Восьмая.

— Отряд! Всем — награды и повышение. Сейчас вас проводят — костюмы снять и спать. Что хотите с меня — но вы дело сделали. Оно того стоило!.. Беркана — Тенрю.

— Есть Беркана.

— Голову химе погрузили?

— Пять минут. Пиломеч завяз в шкуре. Как вы их пробиваете?

— У Восьмой спроси. Она вообще броском наловчилась.

Динамики говорили о чем-то еще. Но Восьмая уже не разбирала ни слова. Едва переставляя ноги, следуя за беловолосой девушкой в летной форме, она вошла в небольшую комнатку. Там скинула гидрокостюм просто на пол — и вытянулась на широкой лавке. Как Беркана укрывала ее толстым шерстяным одеялом, как пристегивала от качки, Восьмая уже не чувствовала, провалившись в сон — простой, черно-каменный, без сновидений.

* * *

— Сны — это дело такое… Печальное.

— С чего бы?

Восьмую разбудил разговор соседей по кубрику. Один голос был звонкий, ясный. Женский, но незнакомый: не из тридцатого подразделения. А жаловался на сны мужской хриплый, привыкший перекрикивать шум боя или там шторма; навскидку Восьмая определила его владельца, как: «старше сорока, младше шестидесяти». Вот он продолжил:

— Мне снился сон. Что все это лишь аттракцион в аквапарке.

— В «Лагуне» на Мальдивах, — подхватила собеседница. — Была я там в гостях…

— Что охота на глубинных — это такая спортивная игра.

— Наподобие танководства?

— Да! Именно! Можно поздравлять победителей, но проигравшие — всего лишь проигравшие, не погибшие. В мультике накручено — не будете сражаться, школу закроем, школоносец отберем… Я думаю: зря. У нас бы безо всяких угроз воля к победе в небесах терялась. Главное: никого убивать не надо…

Женщина хмыкнула, но ничего не сказала.

— Проснулся — и думаю: Господи, выпусти меня из клетки этой крови! Воплоти меня туда!

Тут собеседница уже не смолчала:

— Да прямо! Уверена, что ты рвался именно сюда. Тут же бои-подвиги! Вот я всех врагов победю, всех красивых девок по… подгребу. А при переносе маленький технический сбой произошел — и знание канона тебе не переписали. Обидно, да?

Но мужчина не обиделся: похоже, от этой женщины он готов был выслушать что угодно. Вздохнул с грустью, без возражения в голосе:

— Так вот закончишь путь земной, и встретят апостолы, и скажут: фирма приносит извинения. Для компенсации «вот вам молотЪ», гражданин Артас, и пройдите сценарий повторно…

Восьмая некоторое время выбирала между вежливостью и любопытством. С одной стороны — она все-таки дворянка. И уже была в